Неточные совпадения
— Позвольте вам доложить, Петр Александрыч, что как вам будет угодно, а в Совет к сроку заплатить нельзя. Вы изволите говорить, — продолжал он с расстановкой, — что должны получиться
деньги с залогов, с мельницы и с сена… (Высчитывая эти статьи, он
кинул их
на кости.) Так я боюсь, как бы нам не ошибиться в расчетах, — прибавил он, помолчав немного и глубокомысленно взглянув
на папа.
— Это четыре-то тысячи! Да я пошутил-с, что вы это? Слишком легковерно, сударыня, сосчитали. Сотенки две я, пожалуй, с моим даже удовольствием и охотою, а четыре тысячи — это
деньги не такие, барышня, чтоб их
на такое легкомыслие
кидать. Обеспокоить себя напрасно изволили.
Под ее влиянием я
покинул тебя, мое единственное сокровище, хоть, видит бог, что сотни людей, из которых ты могла бы найти доброго и нежного мужа, — сотни их не в состоянии тебя любить так, как я люблю; но, обрекая себя
на этот подвиг, я не вынес его: разбитый теперь в Петербурге во всех моих надеждах, полуумирающий от болезни, в нравственном состоянии, близком к отчаянию, и, наконец, без
денег, я пишу к тебе эти строчки, чтоб ты подарила и возвратила мне снова любовь твою.
«Играй, говорит, мне
на гитаре и танцуй, а я буду лежать и в тебя
деньги кидать, потому как я самый богатый человек».
— Я сбираюсь
покинуть ваш дом, полковник, — проговорил Фома самым спокойным голосом. — Я решился идти куда глаза глядят и потому нанял
на свои
деньги простую, мужичью телегу.
На ней теперь лежит мой узелок; он не велик: несколько любимых книг, две перемены белья — и только! Я беден, Егор Ильич, но ни за что
на свете не возьму теперь вашего золота, от которого я еще и вчера отказался!..
— В таком случае я очень рад за вас, — прервал его князь, с трудом сдерживая себя и как-то порывисто
кидая валявшиеся
на столе
деньги в ящик, — он полагал, что этим кончится его объяснение с Миклаковым, но тот, однако, не уходил.
— О, да!.. — протянул Жуквич и опять
кинул косвенный взгляд
на ящик с
деньгами, а затем, как бы не удержавшись, присовокупил несколько странным голосом и сам потупляясь при этом: — Такую ж большую сумму
денег вы держите не в запертом ящике!..
— Не возьму-с! — отвечал тот, снова
кинув какой-то огненный взор
на деньги и надевая калоши. Через минуту он хлопнул дверьми и скрылся совсем из глаз князя.
— Не нужно-с! Не нужно! — ответил вдруг Елпидифор Мартыныч,
кинув быстрый взгляд
на деньги и отстраняя их своей рукой от себя. — Я не из корысти спасал больную, а прежде всего — по долгу врача, а потом и для того, чтобы вы оба устыдились и не
на каждом бы перекрестке кричали, что я дурак и идиот: бывают обстоятельства, что и идиоты иногда понадобятся!
Домна Осиповна, конечно, отгадала истинную причину его холодности и окончательно убедилась, что в душе он подлец; Бегушев показался ей сравнительно с ним полубогом по благородству своих чувств; он бесился
на нее, когда она наживала
деньги, и никогда бы, конечно, не
кинул ее при какой-нибудь денежной беде.
Аполлон, уже усевшийся за работу и уже надевший опять очки, сначала, не
покидая иглы, молча накосился
на деньги; потом, не обращая
на меня никакого внимания и не отвечая мне ничего, продолжал возиться с ниткой, которую все еще вдевал.
Он любил кутнуть, прихвастнуть, выпить
на «ты», набуянить, дать взаймы и задолжать без отдачи, метнуть лихой банк, расплакаться под гитару и
кинуть пачку
денег цыганам, — словом, был добрый, веселый, честный и беспутный малый.
Вынул каждый лесник из зепи [Зепь — кожаная, иногда холшовая, мошна привесная, а если носится за пазухой, то прикрепленная к зипуну тесемкой или ремешком. В зепи держат
деньги и паспорт.] по грошу.
На одном Захар накусил метку. Дядя Онуфрий взял шапку, и каждый парень
кинул туда свой грош. Потряс старшой шапкой, и лесники один за другим стали вынимать по грошу.
А если не нароет он
на Ветлуге дорогой казны?.. Пропадай тогда жизнь бедовая, доля горькая!.. А если помимо Ветлуги выпадут ему несметные
деньги, во всем обилье, житье-бытье богатое?.. И если за такую счастливую долю надо будет
покинуть Настасью Патаповну… забыть ее, другую полюбить?..
Это взорвало Чубалова. Всегда бывало ему обидно, ежели кто усомнится в знании его насчет древностей, но ежели
на подлог намекнут, а он водится-таки у старинщиков, то честный Герасим тотчас, бывало, из себя выйдет. Забыл, что
денег хочет просить у Марка Данилыча, и
кинул на его грубость резкое слово...
— Умоляю вас, — сказал он, обращаясь к фельдмаршалу, — простите мне, что я отрекся от первого моего показания и не хотел стать
на очную ставку с этою женщиной. Мне жаль ее, бедную. Наконец, я откроюсь вам совершенно: я любил ее и до сих пор люблю без памяти. Я не имел сил
покинуть ее, любовь приковала меня к ней, и вот — довела до заключения. Не
деньги, которые она должна была мне, но страстная, пламенная любовь к ней заставила меня
покинуть князя Радзивила и отправиться с ней в Италию.
Доманскому был предложен вопрос: зачем он оставался при ней, получив должные ему
деньги? Он признался, что до безумия влюблен в эту очаровательную женщину. «Страстная привязанность к ней и желание знать, чем кончатся запутанные ее обстоятельства, — говорил он князю Голицыну, — заставили меня остаться при ней и уговорить Чарномского не
покидать ее». Доманский подтвердил все, что относительно его говорил
на допросе Чарномский, извиняясь, что он прежде не показал всего по слабости памяти.
— А что, братцы, — заговорил Теркин, не
покидая ласкового тона. — Вы ведь все знаете друг друга (оба лежавшие у костра приподнялись немного): вот у меня
на днях выхватили бумажник, у Воскресенских ворот,
на конке…
денег четыреста рублей. Их теперь, известное дело, и след простыл. Мне бы бумаги вернуть… письма нужные и одну расписку… Они ведь все равно господам рыцарям тумана ни
на что не пригодятся.
— Не знаю, что есть слово «любят», но меня, пожалуй, и любят, и
кидают мне
деньги за мои забавы, и угощают меня за своими столами. Я пью
на чужой счет дорогое вино и плачу за него моими шутками.
Не с тем
кинул мне
деньги на пиру у гетеры гордый коринфянин Ор, чтобы это оставалось в тайне.
— Безрассудно было бы мне
покинуть на произвол судьбы жену и двух малолетних детей; не могу жертвовать и
деньгами, потому что я беден и только своими трудами содержу семейство свое.
Две-три недели в год, продавая каждый поцелуй, каждую ласку
на вес золота, и, отобрав у меня все, уезжал,
покидая меня до тех пор, пока у тебя были
деньги.